И имя ему Денница - Натали Якобсон

– А как же царица Нефертити? До меня доходили вести, что не так давно Эхнатон сделал ее своим соправителем.

– Где ты ее здесь видишь? – Уджаи выразительно обвел взглядом пустое пространство.

В чем-то он был прав. Таор заметил многочисленные изменения в распорядке дворцовой жизни и сам. Все представители царской семьи, имевшие хоть какую-то власть, исчезли, словно их нарочно держали под замком. Сам фараон, сидящий на троне, казался всего лишь марионеткой.

В другом бы случае Таор и не подумал вмешаться в естественный ход чьей-то борьбы за власть, а тем более не стал бы наводить справки. Это не его дело. Расспрашивая о чем-то таком, он нагло лезет в чужие тайны. Но Алаис… Ее лицо… Она как будто вовсе не была ему чужой. Он хотел о ней что-то знать, а что не понимал сам.

Больная конечность Уджаи должна была бы послужить для него предостережением. Что-то подобное может случиться и с ним самим, если он станет совать нос, куда не следует.

Таор немного отодвинулся от Уджаи и смотрел, как сухая рука того слегка вибрирует под бинтами. Что если взять лезвие и срезать их с его руки? Что он увидит тогда?

Таор едва удерживался от искушения проверить. Ведь он воин. Он повидал и страшную гибель, и необычную заразу, и даже оживающих мертвецов на последней войне. То, что он увидит под бинтами Уджаи не должно его после этого слишком сильно напугать.

Это было то самое место в саду у пруда, где Алаис проводила обряд с зарезанными птицами. Уджаи как раз напоминал ему птицу, иссохшую настолько, что ее осталось только зарыть в земле. Он перестал быть похожим на живого человека. Анубис как будто забыл прийти за ним вовремя, и сухая оболочка осталась двигаться жить. Но надолго ли это? Движения живого трупа становились все более вялыми.

Он хотел что-то еще сказать Таору, но язык его явно не слушался. Тогда Уджаи поднес ко рту здоровую руку и прокусил себе палец. Кровь пошла медленно, ее была мало, будто внутри тела она почти иссякла, но ему хватило на то, чтобы начертить на стене иероглиф. Всего один. И, наверное, он начертил его неправильно, потому что не хватило сил для четкости линий. Таор не знал такого знака. Это не прочесть. А большего Уджаи уже не напишет. Его рука безвольно повисла.

– Пойдемте! Я провожу вас в ваши покои, – и нужно будет позвать кого-то, наверное, лекаря, чтобы этому несчастному хоть как-то помогли. Судя по его состоянию, для него уже нельзя сделать много. Вряд ли он протянет долго. Но ведь можно же сделать хоть что-то, чтобы ему стало немного легче. Опытным лекарям известны снадобья, помогающие хотя бы забыться, если не облегчить боль.

– Оставь его! – властный голос заставил Таора вздрогнуть. Он был будто стальным. Таких нот не услышишь даже от командиров на войне. Сам тон заставлял подчиняться.

Таор оставил свои тщетные попытки поднять на ноги тяжелобольного и обернулся. Перед ним стоял сам верховный жрец Атона. Без охраны. Без сопровождающих. Ну, разве не поразительно.

– Ему нравится греться на солнце, – Мерира кивнул на несчастного, как на некий неодушевленный предмет. – Ведь солнце это все, чем мы теперь живем.

– Но он ведь старается держаться в тени, – Таор с недоумением оглянулся назад, на Уджаи прятавшегося в тени, увитой растениями, колонны. Иероглиф, начертанный кровью, как-то странно выделялся на ней.

– Ты знаешь, чего хотел этот человек?

– Прикоснуться к горящему солнечному диску и не сгореть при этом? – пожав плечами, предположил юноша.

Мерира посмотрел на него, как на полного идиота.

– Уничтожить тебя, целиком и полностью. Ты хоть узнал его?

– Его сложно узнать, но это все еще он.

– И если он снова будет чувствовать себя хорошо, то продолжит свою борьбу за первое место, и, скорее всего, уничтожит тебя, как и собирался вначале. Ты допускаешь такое?

– Вполне. Я уже имел опыт общения с ним, когда он был здоров, – Таор хотел обернуться еще раз, чтобы снова посмотреть на кровавый иероглиф, но Мерира так внимательно наблюдал за ним, что это было неудобно.

– Какой человек может хотеть оказать помощь своему злейшему врагу?

– Тот, который видит, что он нуждается в лекаре.

– Он в нем не нуждается, – верховный жрец избегал смотреть назад. – Уже поздно что-либо предпринимать.

Таор и сам это осознавал, но не мог пройти мимо человека, которому больше никто не помогает. Он не мог понять, как во дворце, полном слуг и рабов, никто до сих пор не обеспокоился состоянием почетного гостя, которому вдруг стало плохо.

Рука жреца настойчиво потянула его прочь.

– Пойдем!

– Но куда!

– Если хочешь достигнуть высокого положения здесь, при дворе, то не стоит задавать слишком много вопросов, – снисходительно сообщил Мерира.

– Но я не хочу, – честно признался Таор.

Мерира остановился и внимательно посмотрел на него, как будто проверял, есть ли в этом хоть капля лжи.

– Это я и хотел услышать, – неожиданно признался он.

– Простота! – верховный жрец привел его в странное место, больше похожее на святилище старых богов, расположенное в углублении цокольного этажа дворца, далеко от всех. – Простота это как раз то, что я ищу в человеке. Мне нужен кто-то похожий на тебя. Тот, кто не ищет каких-то выгод конкретно себе. Человек выше всех людей.

Кажется где-то меж столбов, расписанных иероглифами, взмахнули огромные крылья, размером с человека. Таор устремил взгляд туда. Нигде больше ни шороха, ни движения. Он смотрел на низкие потолки, расписанные все еще не соскобленными изображениями Амона, Мут и Хонсу.

– Эту комнату еще не успели переделать должным образом, – Мерира провел его чуть вперед. – Скажи, ты когда-нибудь задумывался о том, почему малоизвестный ранее бог стал вдруг единственным богом Египта?

Таор лишь пожал плечами.

– Я мало, в чем разбираюсь. Лучше спросите меня о мечах, о приемах боя, о стратегии, о войне, о том, как защищаться самому и защитить других, о том, как потерять в бою как можно меньше людей и при этом одержать победу. Вот сфера, в которой я смогу ответить на любой вопрос, но все остальное выше моего понимания.

– Например, то, почему люди, здесь, во дворце, готовы без всякой угрозы войны перегрызать друг другу глотки, чтобы пробиться чуть повыше к солнцу, то есть к царскому трону…

– У всех людей свои желания.

– И все они противоречат друг другу, поэтому нельзя сделать довольными всех. Кто-то все равно станет злиться на другого, который, по его мнению, получил больше, и чинить козни.

– Возможно, новый бог предпримет что-то для того, чтобы это изменить.

– Атон! – Мерира, казалось, искренне изумился.

– Ну, да! Ведь солнце равно согревает лучами всех, – Таор вспомнил новое изображение Атона с царским уреем на голове и лучами, тянущимися от него. Почему-то эти лучи больше напоминали отрубленные человеческие руки, чем источник все согревающего тепла. – Когда оно встает, рассеивая тьму, можно поверить, что его свет приносит одинаковое благо для каждого. И злых желаний просто не остается.

Он вспоминал рассвет над полем своего последнего боя. До его лучей, все трупы в темноте казались одинаковой клоакой. Тела соратников, разъеденные стервятниками, вызывали жалость, животные, которым нет названия, казалось, выползали прямо из земли и раздирали плоть еще живых раненых, а мертвые враги, которые больнее не воскресали, но смотрели пустыми глазами в небо, как будто манили к себе, требуя лишь одного, чтобы он попробовал на вкус их мертвую плоть. Он едва удержался тогда. Желание есть мертвечину и пить кровь было почти невыносимым, но солнце встало, и оно прошло.

– Возможно, это к лучшему, что бог солнца теперь стал единственным, – искренне заявил Таор.

Почему же верховный жрец Атона смотрел на него с легкой жалостью, как на человека, который заведомо ошибался?

– Ты уже знаешь, что фараон собирается перенести столицу из Фив в другой город?

– В Мемфис?

– Нет, в город, который еще даже не существует, но строительство вот-вот начнется, – Мерира поманил его рукой к папирусам с какими-то чертежами, небрежно разложенными на низком столе. – Город, который будет назван в честь Атона. И он не будет похож на все те города, которые ты видел до сих пор. Его население тоже не будет состоять исключительно из людей, – Мерира осекся, будто кто-то ударил его по рту.

– То есть население города не будет состоять только из египтян?

– Вероятно, – Мерира стал выбирать слова осторожнее. – Что, если бы ты знал, что бог солнца сделает город и весь Египет благополучным для всех, но это будет стоить жизни кому-то особенному, например, победителю недавней войны, герою, равному которых нет… Что если бы ты знал, что его кровь настолько дорога для богов, что, принеся ее в жертву, можно купить мир и процветание на столетия. Ты дал бы принести себя в жертву?